Судя по всему, во всем Спектре было только два человека, кто не мог похвастаться хорошим настроением — это Маркус и я. Я находился в нейтральном расположении духа, Маркус же, как обычно, угрюмо зыркал по сторонам, и особенно угрюмо — на меня, отхлебывал из своего стакана с чем-то красным и густым, да периодически засовывал два пальца с зажатыми в них сухариками из черного хлеба в свою сумку-банан, висящую через плечо. Обратно сухарики он уже не доставал.

Через пятнадцать минут у всех бокалы опустели и пришлось снова идти к стойке за добавкой. Еще через десять минут — идти снова, на сей раз каждый уже дальновидно взял по двойной порции.

Девчонки весело щебетали, вспоминая какие-то им одним известные истории из жизни, не забывая, впрочем, пояснять их смысл и для меня. Я же в свою очередь в долгу не остался тоже и рассказал пару анекдотов из прошлой жизни, заменив при этом джиннов на лоа, а классическую тройку «американец, немец и русский» на «мотылек, обычный человек и светлячок».

Сказать, что анекдоты имели оглушительный успех — значило, не сказать ничего. После каждого из них все сначала секунду сидели молча, переваривая услышанное и укладывая в голове, а потом разражались таким хохотом, что пару раз мне казалось, что сейчас нас попросят отсюда. Даже Маркус начал криво ухмыляться на мои шутки после третьего бокала, а Лиза в очередной раз закинув голову от смеха назад, не удержала равновесия и так и повалилась на диванчик, смешно закинув ноги вверх.

Обратно под стол она их не вернула. Положила их на мои колени и придвинулась поближе, чтобы сидеть было удобнее.

С другой стороны сидела Кейра, которую слегка разморило уже после второго бокала и она, положив голову мне на плечо, вроде бы тихонько дремала, но каждый раз от взрыва хохота вскидывалась и запоздало улыбалась тоже.

Время летело незаметно. Я даже не знал, сколько мы здесь находимся — нигде не было часов. Можно было посмотреть время на Пульсе, но это опять пришлось бы тревожить снова задремавшую Кейру, а этого делать очень не хотелось. Да и, говоря откровенно, не особо и хотелось смотреть на время. Впервые за все время в этом мире я расслабился. Не отдохнул, не восстановил силы, как делал это во сне, только лишь для того, чтобы на следующий день окунуться в новый водоворот проблем, а — расслабился. Позволил себе отпустить ситуацию и не думать о том, что будет дальше. Не в ближайшие... сколько-то минут.

Так я думал.

На это я надеялся.

Но, как водится, все пошло прахом, когда музыка в баре внезапно стихла, сменившись удивленными голосами:

— Прибавьте!

— Что говорят?!

— Громче сделайте, ну!

Валери, по инерции все еще качающая головой в такт уже стихшей музыке, встрепенулась:

— Эй, что происходит?!

— Не знаю. — Маркус, сидящий с краю, вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что происходит за пределами нашей кабинки. — Кажется, по телеку что-то важное показывают.

Мы обменялись короткими взглядами и принялись выбираться из-за стола, чтобы тоже видеть, о чем идет речь.

На телевизоре наконец-то включили звук, и говорящая голова молодой коротко стриженной девушки на экране, одетой в экипировку мотылька, наконец начала издавать звуки:

— ...примерно пять часов назад была убита в ноктусе.

— Вы хотите сказать «погибла»? — спросил другой голос за кадром.

— Я хочу сказать то, что сказала. — не меняя интонации, ответила мотылек. — Кристина Вагнер была убита. Человеком. У нас имеются записи с ее нательной камеры — обрывочные, но не оставляющие никаких сомнений в том, что в деле замешаны нелегальные просветленные, или, как их называют на сленге «светлячки». Убивший ее светлячок был вооружен необычным оружием и не имел цветовой раскраски, предположительно используемой для идентификации различных группировок.

— Это имеет значение?

— Безусловно. Если бы убийца носил цвета конкретной группировки, то и ответственность за убийство корпоративного работника легла бы на эту группировку. И, разумеется, группировка понесла бы заслуженное наказание.

— Но он был без цветов. И что будет теперь?

— Все просто. — дернула уголком губ мотылек. — Если раньше ликвидация или арест светлячков носили рекомендательный характер и были не обязательны, то теперь правила игры поменялись. Убийство официального представителя главной силовой корпорации Города означает только одно — нелегальные элементы идут против безопасности Города. Они объявили войну закону и порядку. Поэтому с сегодняшнего дня мобильные оперативные тактические ликвидаторы «Арамаки» получили приказ в первую очередь заниматься выслеживанием и ликвидацией опасных элементов общества. И только во вторую — обеспечением безопасности другими методами. Как я уже сказала, это война.

Глава 25

Томный вечер сошел на нет. Неожиданно, незаметно. Неминуемо.

Сборы заняли ровно столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы поднять задремавшую Кейру, и уже через полчаса мы снова были в «Зефире». По пути я пытался завязать разговор на тему произошедшего, но никто его не поддержал, а Маркус ожег таким взглядом, что говорить расхотелось вовсе.

Тем не менее, обсудить произошедшее определенно требовалось, и не мне одному. Это было очевидно еще во время возвращения в «Зефир» по напряженному молчанию, которое будто бы боялись нарушить. В башне же все стало вовсе очевидно, когда, вместо того, чтобы разойтись по своим делам, или хотя бы отправиться спать, девчонки, переглянувшись, все той же толпой отправились в каютку. Они явно делают это не в первый раз — настолько привычным все это выглядело в их исполнении.

В каютке все расселись за длинным столом, а Лиза подошла к одному из кухонных шкафчиков, открыла его и достала две больших стеклянных бутылки с янтарной жидкостью. Молча поставила их на стол, молча сделала еще один рейс до шкафчиков, вернувшись с кружками на всех, нанизанными ручками на пальцы, как кольца. Расставив перед каждым по кружке, Лиза наконец решила, что ее миссия на этом выполнена и заняла свое законное место за столом, бесцеремонно подвинув при этом Валери, поскольку решила, что ее законное место — рядом со мной.

Настала очередь Триллы. Она взяла одну бутылку и молча пошла по кругу вокруг стола, наливая каждому по пол-кружки ароматной янтарной жидкости, что по цвету, что по запаху напоминающей виски. Все это в целом напоминало какой-то ритуал, особенно с учетом того, что все делалось в полном молчании, словно у нас был какой-то траур. Возможно, так оно и было, только я не понимал повода.

Обойдя вокруг стола и вернувшись на свое место, Трилла села и подняла кружку. Остальные последовали ее примеру. Я пригубил тоже.

Что ж, это определенно был алкоголь. И определенно того же класса, что и виски. Возможно, это и был виски — хрен знает, я не большой знаток алкоголя, и даже виски от коньяка не отличу, не прочитав надписи на бутылке. В любом случае, это было что-то крепкое, терпкое, щиплющее язык и отдающее в нос ароматами коры и корицы.

Черт, не многовато ли мне алкоголя на сегодня? Как бы завтра с птичьей болезнью не познакомиться. Хотя, может, Кона и от такого умеет лечить?

Молчание снова затягивалось. Светлячки молча прихлебывали из кружек, периодически переглядываясь и будто бы умудряясь в этих коротких взглядах сразу и задать какой-то вопрос и получить ответ. Словно бы переговаривались без слов.

— Ладно, что происходит? — наконец не выдержал я. — Я понимаю, ситуация не самая радостная, но...

— Но что? — спросила Трилла.

— Но... — я пожал плечами. — Да не знаю я! Это вы себя ведете так, словно у нас траур какой-то! Словно кто-то умер!

— В какой-то степени так и есть. — вздохнула Трилла. — Можешь считать, что умерла наша спокойная жизнь. Теперь ничего не будет, как прежде.

— Что это значит? — не понял я. — Я не понимаю, можно мне пояснительную бригаду?

— Мы... — Трилла секунду помедлила и исправилась. — Ты убил мотылька...